Каракулова Г.К.

О ПОДТЕКСТЕ НОВЕЛЛЫ М. АУЕЗОВА

«В СКЛЕПЕ СЫБАНОВ».

«… величие Мухтара Ауезова в том, что все его творения, о чем бы он ни писал, о далеком прошлом своего народа или о жизни в наши дни – всегда были освещены мудростью таланта и разумом художника». Ануар Алимжанов.

Литературное наследие драматурга, переводчика, ученого Мухтара Ауезова занимает важное место в мировой художественной литературе.

Объектом нашего исследования является новелла (рассказ по каноническому определению) «В склепе сыбанов».¹ Произведение написано в 1923 году и относится к раннему недооцененному периоду творчества писателя.

С позиции защиты социалистического переустройства жизни, а затем социалистического реализма творческие установки молодого писателя подвергались критике. М.Каратаев, делая образ рассказов 20-х годов, пришел к выводу: «… Однако ограниченность мировоззрения и еще не преодоленная в те годы влияние чуждой идеологии мешали Ауезову видеть народную жизнь в перспективе ее революционного развития, понять во всей полноте все то новое, что принес советский строй в казахскую степь. Поэтому творчество его в те годы несло в себе ошибочные представления и было лишено до конца верного понимания происходящего».² Изучение нами новеллы 20-х годов подтвердило верность наблюдений известного критика об акценте М. Ауезова на проблеме прав человека, исторической памяти, национальных традициях, которые попирались в ту эпоху новой властью.

Малым и средним эпическим жанрам творчества М. Ауезова посвящались диссертации и другие исследовательские работы, но в системно-структурном плане ни одно из этих произведений не рассматривалось до монографии Кулумбетовой А.Е. «Стиль казахского рассказа и повести». Однако исследователь не касалась новеллы «В склепе сыбанов», который прошел мимо внимания всех, так или иначе изучавших творчество писателя.

Цель данного исследования – раскрыть подтекст произведения, под которым мы подразумеваем намеренно завуалированную автором оценку изображаемых явлений.

Основная мысль заключена в последних строках новеллы: «Мы тоже посмеялись его рассказу. Надвигались сумерки, и мы направились к аулу. (С.74) Здесь обнаруживаем скрытое противоречие («испугались»: «… причиной моего испуга были обыкновенные спички» - «посмеялись»; «вышли из аула»; «… услышать из уст самого Жортара рассказ о его прошлом» - «направились к аулу»), которое является психологическим фокусом, а также знаковым («сумерки» - «темная, беспросветная ночь»): свет сменяется тьмой. Активный центр в новелле содержит идею о том, что новое порой представляет в восприятии людей в курьезном виде. Постигнув суть системы фокусов, читатель начинает переосмысление прочитанного сквозь обретенную призму. Это приводит к совершенно иному пониманию идеи по законам жанра новеллы, благодаря обнаруженному подтексту.

Объективная тема – обращения к прошлому: национальным традициям и обычаям, что выражено в названии. Склеп – знак обрядов, связанных со смертью человека.

Инвариантная тема – мысль о том, что нельзя перечеркнуть духовную память поколений, пока есть потомки.

Хронотоп новеллы – аул – обособленный мир. Последним его изображение через знаки («южный», «склон Коксенгера», «каменистый холм»). «Южный» - противоположный северу, утверждает благоприятность теплого края, соотносимого с положительной оценкой писателем современности. Ауезов не мог кардинально отрицать происходящие перемены в степи: подтекст связан, очевидно, с неприятием некоторых сторон результата этих перемен. «Склон» - означает место ниже уровня высоты. «Коксенгер» - зеленая вершина, что вместе со склоном выражает недосягаемость в настоящее время чего-то, связанного с жизнью аула, расположенного на склоне этой горы. Все эти потенциальные детали наполняются подтекстовым смыслом через призму значения активного центра. Подтекст связан с политикой молодого советского государства, уже в 20-е годы посягавшего на национальную историческую память и образ жизни народа. «Каменистый холм» - значит подъем к чему-то труднодоступному, но необходимому, куда направлялись герои. На наш взгляд, эта потенциальная деталь означает понимание интеллигенцией необходимости обращения к национальной исторической памяти, что было чревато в ту эпоху гонением. Отсюда акцент на труднодоступности.

Использование приема параллелизма между отарой, «откатывающейся» от аула, и героями, уходящими за его пределы, сосредотачивает внимание на странности этих деталей. Объединяет хронотом дороги, соединяющий тесное пространство аула с ширью степи, противостоящих друг другу. С одной стороны, путь героев к холму не случаен, так же, как и уходящие после водопоя на пастбища «стада», «отары», - все это передает тип хозяйства и быт казахского народа в необъятной степи. Для казахов было естественным по вечерам выходить за пределы аула, собираться у холма и слушать сказания о батырах. Природа вселяет в человека оптимизм. Степь, пастбище – величественный бескрайний простор. С другой стороны, нет места в ауле ни отарам, ни исторической памяти. Функция хронотопа дороги приобретает в новелле новый смысл: он – связующая нить между противоположными сторонами жизни казахов в эпоху 20-х годов.

М.Ауезов использует прием обрамления, функция которого – раскрыть связь поколений, восприятие молодежью прошлого своей страны, воспитание в молодежи запрещаемой в ту эпоху истории народа: «Я еще не понял своего душевного состояния, не осмыслил желаний, но одно мне захотелось вдруг: услышать из уст самого Жортара рассказ о его прошлом» (С. 70).

Образ аксакала Жортара – это символический образ казахского батыра, истории народа, проведшего всю жизнь в отражении захватчиков, посягавших на родную землю. «В молодости Жортар был батыром, его знала вся казахская степь. Людей охватывала дрожь при одном упоминании его имени. Ни одна барымта, ни одно побоище не обходилось без него. Он был храбрый и умелый воин, искусно владевший копьем». (С.71). «Да, Жортар был истинным представителем глубокой старины». (С.71).

Обращение «аксакал» символизирует традиционное почтение к старшему, признание его мудрости. «В ответ на просьбу рассказать о прошлом аксакал ласкового и вежливо сказал: «Дорогие мои, многое из того, что я видел, уже покрылось тенью забвения, вряд ли я смогу что-нибудь вспомнить». (С. 71). Хронотопические знаки («многое из того, что я видел» - «тень забвения») выражают противопоставление настоящего прошлому. «- Расскажи что-нибудь ребятам. Нам, старикам, теперь только и осталось, что вспоминать да рассказывать о прошлом». (С.71). Знак («вспоминать» - «рассказывать») утверждает мысль, что пока есть старики, прошлое будет жить.

К реальному фокусу относится история в склепе с его деталями. Нарочитая ее нелепость наталкивает на размышления. И потому странно представлена цель поездки Жортара: «- Я был, как и вы, молод. День и ночь искал приключений». «Врагом моим он не был – просто хотелось померяться силой» - «… продолжить поиски Тобета» - «… я решил отсидеться в склепе…» (С.71-72). Непонятен и путь героя: «После долгого и скучного блуждания по степи я добрался до аулов Тобета». «Я никогда не сбивался с пути и не блуждал – ни в буран, ни темной ночью. И на этот раз, несмотря на кромешную темноту, точно вышел к аулу Тобета». («не сбивался», «не блуждал» - «промокший и продрогший»-С.71-72).

Для передачи своих мыслей автор использует художественное преувеличение. Гиперболически изображено чудовище, его рот и руки. Сравнение сочетается с приемом гиперболы. «Темный мазар был полон яркого света». «Внутри мазара стало еще светлее, но вскоре свет стал меркнуть и погас». (С.72). «На мгновение все вокруг залило ослепляющим светом…» (С.73). «Не иначе дракон или сам дьявол», - подумал я. С человеком никакого сходства. Совсем голый и черный, как ночь. Росту огромного, побольше меня, пожалуй. Волосы точат во все стороны. Но особенно страшным показался мне его рот. Огромный, как пещера, он извергал огонь, зубы торчали, точно клыки. Огонь так и рвался из пасти, как у дракона». (С.72). «Когда темная громада приблизилась ко мне, я разглядел ее руки. Черные пальцы были полусогнуты, как когти беркута, а вся рука похожа на разинутую пасть волка. И вот две такие руки тянулись ко мне. Когда чудовище навалилось на меня, я подумал, что такими руками оно вмиг превратит мои кости в муку. Но ничего такого не случилось. Хоть и сильна была его хватка, но руки показались мне похожими на человеческие». (С.73). Синонимические ряды «темный», «меркнуть», «погас» - «яркого», «светлее», «ослепляющий свет» являются антонимами; они относятся к внутреннему, психологическому состоянию героя, выражая его страх. Он раскрывается через такие детали: («… стал читать все молитвы», «не хватало сил», «страх сковал меня»). Знаки («черный, как ночь», «как у дракона», «как ногти беркута», «пасть волка») свидетельствует о специфически национальном восприятии. Первый знак означает цветовую мрачную ассоциацию. Второй – что-то фантастическое и в сочетании с первым передает чувство страха. В третьем и в последнем знаках, перенесение сравнения на птичий и животный мир говорит о хищности и силе пальцев. Схватка в склепе сыбанов – это борьба не на жизнь, а на смерть. «Мы сцепились в темном мазаре, как два медведя, и замерли в мертвой хватке». (С.74). Ауезов мастерски использует прием антитезы. На психологическом соотношении страха и реальности строится рассказ о курьезном происшествии. Знаками этого реального фокуса оказались «фитиль, кремень и кресала» - «спички».

В обратном движении от активного центра проясняется функция приема отстранения в событиях реального фокуса: стоило ли далеко уходить от аула, взбираться на вершину ради знакомства с курьезной историей? Само обращение к ней вызывает чувство недоумения у читателей, заставляя по принципу противоречия вспоминать о знакомых по слухам великих событиях, что и определило использование писателем подтекста. Функция хронотопа дороги (выход за пределы аула и возвращение в аул) в новелле М. Ауезов – раскрыть отношение интеллигенции к попытке власти вытравить историческую память народа и свести прошлое целой нации к отдельным нелепым случаям. Герои вышли за предела аула поговорить об истории из боязни перед запретом («испугались»). Возвращаются в аул, обретя новую точку зрения и внутреннюю независимость духа («посмеялись»): никому не под силу лишить целый народ его прошлого. «Чистый, прозрачный воздух, ощущение необъятного простора рождают в душе смутные надежды, заставляют думать, пробуждают мечты». (с.70). «Воздух» - знак чистоты, свободы, правды, ощущаемой человеком на лоне природы.

Итак, подтекст новеллы раскрывается через функцию настоящего времени в повествовании и хронотопа дороги, который изображает неразрывную связь между прошлым и настоящим. А функция прошлого, обрамленного настоящим, в том, чтобы через прием отстранения восстановить истинную историю народа в памяти потомков.

По содержанию фокусов активного центра и по связи их между собой и системной знаков перед нами реалистическая по стилю психологическая новелла.

«М. Ауезов и современность». - Сборник научных трудов Международной научно-практической конференции, посвященной 100-летию М.О. Ауезова, Шымкент – 97г.